Kategorie: Populäres
Zugriffe: 2302

ДВОЕ РОДОМ ИЗ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Рудольф Планк

Rudolf Plank (1886-1973)

Гражданин мира

 

Планк родился в 1886-м году в Киеве в семье тамошнего директора Международного Торгового Банка. Родители и дети – у Планка были брат и сестра – были австрийскими подданными. В доме говорили на двух языках – немецком и русском, кроме того детям с раннего возраста преподали также французский язык. Семья часто проводила отпуск в Германии, преимущественно, в Дрездене и на юге, во Фрайбурге.  С весны 1895 Планк посещал классическую гимназию в Киеве. В мае гимназический курс был закончен, и класс, во главе с директором, совершил 4-хнедельное путешествие в Германию, Австрию и Швейцарию.  Чувство принадлежности к миру различных культур сложилось у Планка уже в школьные годы.

Высшее образование Планк начал в Киевском университете, где он два семестра слушал математику и физику. Затем он перебрался в недавно открытый и прекрасно оборудованный Политехнический институт в Петербурге, записавшись на машиностроительное отделение. Это было время студенческих волнений, правительство часто закрывало вузы на некоторое время, и Планк, снедаемый жаждой учения и опасениями, что здесь регулярных занятий не получится, переехал в Дрезден. Высшая Техническая Школа в Дрездене имела в своем составе серьезных профессоров. Учителем Планка стал крупный деятель технической термодинамики Рихард Молиер (Richard Mollier, 1863-1935), ординарный профессор машиноведения.

После выпускных экзаменов в феврале 1909 молодой инженер по рекомендации Молиера был принят ассистентом на кафедру технической механики в Высшей Технической Школе, которая была недавно (1904) основана в Данциге. Там он «с упоением» принялся за диссертацию по предложенной Молиером теме «Термодинамическое исследование действия абсорбционной холодильной машины  на основе теории двойных смесей». Работа была выполнена в рекордно короткий срок – всего за шесть месяцев – и защищена у Молиера в Дрездене  summa cum laude («с высшим отличием»). Это был старт в холодильную технику, которая стала главным делом жизни Планка.

По возвращении в Данциг Планк продолжал работать в таком же «экстазе» (его собственное выражение). Уже в марте 1911-го года он прошел процедуру «хабилитации», необходимую для получения права преподавания в высшей школе – представил вторую (после диссертации) квалификационную работу (Habilitationsschrift), выдержал научное собеседование и прочитал пробную лекцию; тема ее была «Проблемы глубокого охлаждения».  После окончания высшего образования прошло всего два года – вместо обычных пяти-шести.

На путь учителя студентов Планк вступил позднее, через два c половиной года практической работы в известной берлинской фирме BORSIG.  Хотя главной специализацией этой фирмы было тогда паровозостроение, она имела и отделение по производству холодильных машин. В качестве инженера этого отделения Планк много раз ездил в служебные командировки для контроля установленных фирмой холодильных устройств – от Баку до Амстердама.  В Берлине он женился и вскоре смог показать молодой жене Петербург – взял ее в одну из командировок.

Осенью 1913-го года Планк вернулся в Данциг – его избрали ординарным профессором теплотехники. Не прошло и года, как началась война. От призыва в армию Планк был по состоянию здоровья освобожден, но вскоре командирован в Берлин для организации сохранения продуктов путем охлаждения – задача, ставшая весьма актуальной в военное время. Впоследствии Планк не раз обращался к сохранению пищевых продуктов – это ведь одна из важнейших областей применения холодильной техники.

В Данциг Планк вернулся лишь осенью 1919-го года. На послевоенные годы в Данциге приходятся важные работы по обобщению данных о свойствах рабочих веществ холодильных машин – именно с Планка начинает оформляться «учение о термодинамическом подобии», а также   разработка правил определения характеристик холодильных машин. Впоследствии эти правила легли в основу международных стандартов.

Кроме работы «дома» Планк совершил в 1923 году восьмимесячное рабочее путешествие в Китай и Японию, где он передавал свой опыт по замораживанию рыбы и кроме того читал лекции в немецко-китайском политехническом институте в Шанхае. Лето 1925-го года он провел в Южной Америке (Аргентина, Уругвай и Бразилия), занимаясь установками для замораживания мяса.

В 1925-м Планк получает приглашение занять кафедру теоретического машиноведения и возглавить лабораторию машиностроения в Высшей Технической Школе в Карлсруэ. Он принял приглашение с условием организовать при кафедре специальный институт холодильной техники. В Данциге, отделенном после войны от Германии и от ее промышленности («Данцигский коридор»), надежды на создание такого института выглядели химерическими.

Благодаря хорошим контактам с холодильной промышленностью Планку удалось открыть свой институт уже в 1926-м году, первоначально в уже существовавших помещениях, а в дальнейшем шаг за шагом строить новые помещения и насыщать их оборудованием.

Одновременно он добивается введения в рамках машиностроительного факультета новой инженерной специальности, чуждой машиностроителям старой закалки, именно (по современной терминологии) «Процессы и аппараты химических производств». В 1929/1930 учебном году Планка избирают деканом факультета, а в следующем году – ректором.

Уже к началу 30-х годов Планк становится одной из виднейших фигур в холодильной технике мира. Еще перед первой мировой войной Планк представлял Германию в Международном Институте холода в Париже. Теперь он становится в этом институте вице-председателем, а в 1937 – председателем Комиссии по холодильным установкам. Много позже, в 1959, Планка избрали Президентом Генеральной конференции Международного Института Холода.

В годы «Третьего райха» Планк полностью отошел от участия в руководстве Высшей Технической Школой и сосредоточился на делах своей кафедры и своего института. Конечно, он продолжал читать лекции. Входя в аудиторию, вместо обязательного гитлеровского приветствия, он поднимал правую руку, чтобы поправить воротничок или достать очки из жилетного кармана.

(Захотелось добавить в скобках: хайдельбергский профессор хирургии Мартин Киршнер прибегал к другой уловке. Он входил в лекционный зал с каким-либо препаратом в правой руке и начинал: «Господа, на этом препарате мы видим…». Все это – мелкие, но характерные детали того времени).

Главное достижение Планка в эпоху национал-социализма – организация, в рамках своего института, особого «отделения II» по сохранению пищевых продуктов. В 1936-м году оно было оформлено, под его началом, как Reichsforschungsanstalt für Lebensmittelfrischhaltung – Государственное исследовательское учреждение по сохранению пищевых продуктов. Власть понимала важность этого начинания и не препятствовала ему. (Однако присуждение Планку звания почетного доктора – Dr.-Ing. honoris causa, – которое подготовила Высшая Техническая школа в Дрездене, было запрещено ввиду политической неблагонадежности кандидата).

После разгрома Германия лежала в руинах…

15-го февраля 1946-го года Планк держал ректорскую речь в связи с открытием Высшей Технической Школы после войны. «Впервые после многих лет, – начал  Планк,  – на  кафедре стоит ректор, не назначенный сверху, а выбранный всем преподавательским составом, впервые после многих лет ректорская цепь украшает мантию, а не коричневую униформу партийного оратора». Это, ставшее знаменитым, выступление носит название «Конец или начало». Оно представляет собой призыв к осознанию причин катастрофы и к строительству новой жизни, в которой не будет места милитаризму с его слепым подчинением начальству и запретом на самостоятельное мышление и не будет места фальшивому национальному чувству превосходства по отношению к другим народам.

Богатую содержанием речь Планка нельзя пересказать, мне хочется лишь привести несколько цитат, чтобы дать почувствовать ее дух:

«Политик должен в любом положении уметь приспособиться к существующим отношениям, он должен уметь лавировать, он мыслит по существу не вглубь, а вширь, он ищет не истинное, а правильное для данного случая, для него цель может оправдывать средства, он может даже преклониться  перед девизом „right or wrong – my country“.  Политик должен быть красноречивым и находчивым, он может отстаивать сегодня один тезис, а завтра другой, он должен воздействовать на массу внушением и быть хорошим психологом…  наклонности и методы ученого и политика прямо противоположны друг другу».

«Истинный ученый наднационален в самом благородном смысле слова, он служит своему народу тем, что приносит ему признание других народов своими научными достижениями».

«В начале нашего нового становления мы должны научиться понимать, что есть добродетели, стоящие за пределами национального чувства, что над национальным стоит человеческое, над отдельным народом – человечество, над насилием – гуманность».

 

Планк занят возрождением не только своего вуза, но и холодильного дела в Германии. В 1947 году он заново организует «Немецкое Объединение Холодильной техники» и до 1959-го года остается его председателем, с апреля 1949-го он начинает издавать журнал «Холодильная техника»  – и стоит во главе этого журнала в течение 20 лет. Почти для каждого номера Планк писал небольшую статью «От издателя». Эти редакционные статьи посвящены не только проблемам и новостям холодильной техники, но и общим темам, например, «Язык науки и техники» или «Международное сотрудничество».

Последняя тема отнюдь не случайна:  Планк интенсивно занят восстановлением прерванных войной международных связей Германии в области холодильной техники. В 1947/48 учебном году Планк был в США как «гостевой профессор» Техасского университета (Приглашение он получил еще в 1946-м, но больше года ушло на оформление у американских и немецких чиновников). Статью, в которой он поделился опытом, он закончил «настоятельной рекомендацией», чтобы больше немецких профессоров принимали бы прямые приглашения американских университетов и «чтобы эти приглашения были бы поддержаны немецкими инстанциями, ответственными за образование».

В 68 лет Планк вышел на пенсию – передал свою кафедру и институт молодому преемнику. (Прощальную лекцию с обзором своей работы Планк прочитал в декабре 1954). Но сказать, что теперь для него начался «заслуженный отдых», было бы большим преувеличением. В течение 1955/56 учебного года он снова гостевой профессор в США, на этот раз в Колумбийском университете в  Нью-Йорке. Он по-прежнему  издает свой журнал Kältetechnik и лишь с июля 1969, на 83-м году жизни, передает его следующему издателю. В это же время он завершает создание 12-томного справочника по холодильной технике (Handbuch der Kältetechnik, 1952-1969). Том, посвященный термодинамическим основам холодильной техники, он написал сам, правда, это было еще в начале – в  1952-м году.

Кроме того, Планк продолжает участвовать в работе «Международного Института холода»  – до 1967 он остается Президентом  Генеральной конференции –  и ездить по миру с лекциями и докладами.

10-го мая 1968 года 82-летний Планк прочитал свой прощальный доклад в Университете (Высшая Техническая Школа превратилась в университет в 1967-м году). Тема: «Готфрид Вильгельм Лейбниц: Его мысли о науке и его отношение к России» (как известно, Лейбниц подготовил для Петра Первого план учреждения Российской Академии Наук).

Так продолжалось почти до самой его кончины на 88-м году жизни.

 

Долгая и необычайно полная жизнь Планка замечательна в первую очередь удивительно широким кругом его деятельности – широким во многих смыслах.

В своей профессиональной работе Планк обращался прежде всего к «пограничным областям», справедливо считая, что именно в таких областях возможны наиболее интересные достижения. В работе Планка встречаются вместе термодинамика, технология химических процессов, проблемы получения холода и разнообразные применения холодильной техники – замораживание продуктов, производство льда, охлаждение шахт и рудников.

Другая сторона этой же установки – забота об интернациональных контактах ученых и инженеров, о чем уже упомянуто.  Для Планка это было тем более естественно, что он владел многими языками – бегло говорил и писал на пяти и мог объясняться и читать еще на нескольких.

Но и это еще не все. По утверждению тех, кто писал о Планке (подробная его биография до сих пор ждет своего автора), холодильной технике сильно повезло, что этот универсальный талант сосредоточился именно на ней: с равным успехом он мог бы посвятить себя искусству или гуманитарным наукам. Действительно, классическое гимназическое образование, раннее знакомство с культурой разных стран, ярко выраженная способность к языкам – все это могло бы обеспечить Планку карьеру на гуманитарном поприще.

Однако, не выбрав это поприще для своей профессиональной деятельности, он никогда с ним не расставался. «Тот, кто в своей профессиональной работе имеет дело с точными науками и их приложениями, в особой степени испытывает потребность в часы досуга обратиться к деятельности в какой-либо области искусства»,  – написал он в предисловии к сборнику своих переводов из французской и русской лирики «Листья падают».

Здесь нужно подчеркнуть, что Планк особо заботился о контактах с русской культурой. «Необходимость в большей степени, чем прежде, заняться культурными ценностями народа, соседствующего с нами на востоке, едва ли требует обоснования. Нам преподнесены несомненные доказательства того, что мы ошибочно оценивали русский народ и его способности», – так  стоит в предисловии к изданной в 1946-м году небольшой книге «Russische Dichtung. Ein Querschnitt und Übertragungen» (Русская художественная литература.  Обзор и переводы). Первая часть представляет собой очень беглый обзор русской литературы от Ломоносова до Эренбурга, Пастернака и Симонова с многочисленными указаниями на существующие немецкие переводы. Интересно, что из писателей советского времени (довоенного – литература военных лет Планку еще недоступна) особенно выделены Зощенко, Шишков и Эренбург. Этот обзор написан преимущественно по вторичным источникам. Переводы, напротив, сплошь оригинальны и включают несколько десятков стихотворных произведений от Пушкина до Блока (в том числе «Скифы» и «Двенадцать»). Геттингенский профессор лингвист Werner von Grimm откликнулся на этот томик разносной рецензией. Если с упреком в неоригинальности первой части еще можно согласиться, то заключительная фраза: «У автора отсутствует слух к музыке русской речи» заставляет предполагать, что здесь взыграла ревность профессионала к дилетанту, покушающемуся на его дело. Неизвестно, в какой мере эта рецензия задела Планка, но свои переводы он продолжал публиковать. В 1952-м он выпустил уже названный сборник «Листья падают», а в 1966-м сборник переводов из русской поэзии 1825-1965, от Пушкина до Евтушенко, под названием  «Abschied» (Прощание). «Никакой систематики в основу выбора не положено. Если мне в руки попадало стихотворение, которое находило во мне отклик, я чувствовал сильную потребность его перевести», признался Планк в предисловии.  В своем сборнике он, в частности, впервые познакомил немецкого читателя со стихами Пастернака, имя которого было тогда на слуху в Европе из-за постыдного скандала с романом «Доктор Живаго», нобелевской премией и исключением из Союза советских писателей. Переводы Планка считаются превосходными – это мнение нескольких немцев, хорошо знающих русский язык. (Писали еще, что он перевел «Драматическую трилогию» А.К. Толстого, но я не смог найти этого перевода, только монолог царя Бориса из „Zaren-Trilogie“ в сборнике «Прощание»).

 

После этого экскурса и в заключение – о самом общем, о взглядах Планка на науку и технику.

Планк убедительно доказывал, что техника представляет совершенно самостоятельный и особый компонент культуры. Считать технику лишь приложением естественных наук столь же неверно, как считать музыку лишь приложением физической акустики.

Науки же, естественные и гуманитарные, он стремился представить как единство с непрерывными переходами от одной области к другой.

Пропасти между «двумя культурами», которую обозначил Чарльз Сноу в своем знаменитом эссе (1959), для Планка не существовало. Он, однако, ясно осознавал, что разрыв между миром гуманитарным и миром естествознания и техники фактически имеется и стремился к созданию мостов между этими мирами.

Свою ректорскую речь 1930-го года он начал с объяснения, что отказался от соблазна последовать традиции и в общедоступной форме описать область собственных исследований.  Темой своей речи он избрал «Высшая школа как единство». Он говорил, в частности: «Техникам нужно постоянно напоминать, что кроме геометрии существует скульптура, кроме звуковых колебаний – музыка, кроме спектральных цветов – живопись, кроме химических соединений – живая природа, что кроме рассудка существует чувствующая человеческая душа».

«Примирение гуманитарных наук с естественными науками и с техникой имеет решающее значение для обеих сторон, и Высшая Техническая Школа есть форум, на котором оба эти направления должны протянуть руку друг другу для общей работы. Я думаю, что время для этого назрело».  Позже, в своей второй ректорской речи, Планк напоминал, что  Лейбниц и  Александр Гумбольдт не знали границ между естественными и гуманитарными науками.

В соответствии с этим полагал, что будущее – за «естественнонаучным гуманизмом». Этим обозначением он отмежевывался от «классического гуманизма», высокомерно признававшего только гуманитарные науки, в особенности, филологию, и отгораживавшегося от движения реальной жизни. В понятие «естественнонаучный гуманизм» Планк вкладывал идею синтеза естественных и гуманитарных наук в более высокое единство, направленное на служение человеку.

Приходится признать, что такое единство до сих пор не достигнуто, – но стремиться к нему нужно!

 

Постскриптум:  Подзаголовок «Гражданин мира» пришел мне в голову как совершенно естественный. Впоследствии я обнаружил, что именно так назвал Планка его многолетний коллега, директор Международного Института Холода Роже Тевено (Roger Thévenot).

 

 

Иван Михайлович Куприянов

Johann Kuprianoff (1904-1971)

Эмигрантская судьба

 

                                                           Меня, как реку, суровая эпоха повернула

                                                                                                          Анна Ахматова

 

«Мне кажется, что мою жизнь и мое развитие – по крайней мере, в значительной части – решающим образом сформировали силы, лежащие вне меня», –  говорил Куприянов во вступительной речи в связи с избранием в Академию Наук Хайдельберга.

Действительно, он родился в Петербурге в декабре 1904-го года – уже началось время великих потрясений в истории России, а затем и всего мира.

Отец  семейства, «кандидат коммерции» (этот титул присваивали тем, кто отлично окончил коммерческое училище), купец и почетный гражданин Петербурга Михаил Андреевич Куприянов, успел обеспечить сыну хорошее школьное образование – сначала (1911-1913) в частной школе учителя Кавальцига, затем, с 1913 по 1920, в коммерческом училище профессора Нечаева (к сожалению, ничего об этих школах узнать не удалось, кроме упоминания самого Куприянова, что преподавание в них велось на немецком языке) и, наконец, в 1920-1922 г. – в знаменитой Аненшуле, одной из старейших и престижнейших школ Петербурга. До революции она принадлежала немецкой общине, в 1918-м была национализирована и стала называться единой трудовой школой, но в течение первых послереволюционных лет еще сохраняла свой уровень преподавания.

Два обстоятельства школьных лет Ивана Куприянова обращают на себя внимание. Во-первых, мальчик рос в поле двух культур: с одной стороны, традиционно русской, что определялось уже просто местом рождения (он был крещен по православному обряду), с другой – обучением в немецких школах и широкими связями отца с европейскими странами. Во-вторых, очевидно, что семейство Куприяновых сумело пережить войну, революцию и первые годы террора без катастрофических потерь. В справочнике «Весь Петроград» за 1923 год Михаил Андреевич Куприянов значится по дореволюционному адресу (Полтавская 8), но уже не как купец и почетный гражданин – это звание было отменено уже в 1917-м, а как «агент»: он служил в какой-то экспортной конторе.

 В мае 1922-го года Иван получил аттестат зрелости. (Как тогда назывался этот документ, я не знаю, но впоследствии Куприянов обозначал его именно так). По окончании среднего образования юноша колебался. С одной стороны, интересовала история, с другой – медицина: это было влияние дяди Петра Андреевича Куприянова, будущего знаменитого хирурга, а тогда, после военных лет во фронтовом лазарете, преподавателя Военно-медицинской академии. В конце концов Иван остановился, вероятно, под влиянием практических соображений, на технике, предполагая сделаться судостроителем. Выдержав жесткий конкурс при вступительных экзаменах – он должен был напряженно готовиться к ним все лето и считал эти месяцы своей первой школой упорной работы, – он стал студентом Петроградского Политехнического института.  Преподавали в институте первоклассные ученые, заниматься было интересно, и  способный молодой человек жадно усваивал новые знания.

Проучиться удалось четыре семестра – после лета 1924 года Иван Куприянов был отчислен как «классово-чуждый элемент».

О том, что произошло дальше, я знаю от жены Ивана Михайловича, художницы Ria Kuprianoff (1917-2007). Размышлять, что делать после исключения из института, пришлось недолго. Ночью к дяде-хирургу пришел солдат, один из спасенных им в войну, и сказал, что Ваню собираются арестовать (солдат думал, что Ваня – сын его спасителя), так что нужно взять самое необходимое и скрыться. Отец вручил Ивану доверенность на продажу своего земельного угодья, которое у него было в Финляндии, и, благодаря своим прежним связям, устроил на пароход , который туда отходил. Подробности неизвестны, но день расставания, по словам Рии Куприяновой, «был печальнейшим для всей семьи» (Кроме родителей в семью входили две сестры Ивана). На месте оказалось, что земля тайком уже продана, и на средства от продажи рассчитывать не приходится. Но Ивану дали денег на дальнейшую дорогу, и он добрался до Карлсруэ – он ведь хотел продолжить образование, а тамошняя Высшая Техническая Школа считалась одной из лучших в Европе.

Весной 1925 года он записался здесь на машиностроительное отделение (впоследствии «отделения» переименовали в факультеты). Средства на жизнь он добывал, работая ночным сторожем, а позже, во время каникул, – практикантом на машиностроительных фабриках в Карлсруэ и в Кельне. В декабре этого же года он сдал экзамены за первую половину курса обучения (в Германии это называется Vorprüfung).  В это время произошла одна из важнейших встреч в жизни И. М. Куприянова: осенью в Карлсруэ прибыл новый профессор – Рудольф Планк. Планк вспоминал впоследствии, что на экзамене по термодинамике выделился своими знаниями молодой беженец из России, который, как оказалось, учился у знакомого Планку профессора, выдающегося теплотехника  Александра Александровича Радцига (1869-1941). Планк предложил молодому человеку место помощника ассистента в Институте холодильной техники, который он создавал при своей кафедре, и Куприянов тотчас согласился. В Планке он нашел не только научного руководителя, но и старшего друга. «Дружба с Куприяновым, который вскоре стал Вавой, как его называли родители, была очень тесной, он стал ребенком в нашем доме», говорится в воспоминаниях Планка.

В качестве дипломной работы, тема которой была предложена Планком, Куприянов собрал и обработал все доступные данные о тепловых свойствах двуокиси углерода в газообразном жидком и твердом состоянии и обобщил их в виде рассчитанных им термодинамических диаграмм. Это был существенный вклад в еще мало разработанную термодинамику процессов холодильной техники, Куприянов очень гордился им и впоследствии построил аналогичные диаграммы также для аммиака.

В июне 1928-го года Куприянов с отличием завершил высшее образование и получил диплом инженера-машиностроителя в области теплотехники и холодильной техники. За дипломом последовало повышение до ассистента.

 

В следующем году произошло событие, к науке не относящееся. Весной 1929-го года Планк по приглашению Москвы в течение месяца читал доклады по термодинамике и холодильной технике для студентов и инженеров в Москве, Ленинграде и Харькове. «Когда я прибыл в Ленинград, моей главной заботой, – вспоминал Планк, – было навестить родителей Вавы. Я встретил там всю семью, также и дядю Петра».  Какие последствия будет иметь этот визит, он тогда не мог предполагать. Но это был «год великого перелома», гайки уже начали закручивать. На отца Вавы донесли, что он принимал иностранца, а так как он после бегства сына уже давно находился под подозрением, его сослали на несколько лет в Мурманскую область. После освобождения он оставил Ленинград и поселился с семьей на юго-западе СССР, вероятно, в Николаевской области. «Ваве удалось встретиться с отцом во время второй мировой войны», сообщает Планк.

Но вернемся в Карлсруэ.

Продолжая работать у Планка, Куприянов к июню 1931-го закончил диссертацию о получении твердой углекислоты.  Он посвятил ее своим родителям. Экзамен на ученую степень  доктора

(Dr.-Ing.)Куприянов выдержал так же успешно, как и дипломный  – «с отличием». Планк взял с собой свежеиспеченного доктора в двухмесячную научную командировку в США, затем они вместе работали над книгой о малых холодильных машинах для домашнего хозяйства и для небольших производств (эта книга вышла в свет в 1934-м году). Казалось бы, перед Куприяновым открывается прекрасная научная карьера.

В 1933-м году эта успешно начатая  карьера была прервана, и  время счастливой работы с Планком кончилось: в «Третьем Райхе» человек без гражданства не мог находиться на государственной службе. Большой удачей оказалась возможность перейти в электротехническую и машиностроительную фирму Роберта Боша в Штутгарте. Крупный немецкий инженер и успешный предприниматель. Роберт Бош (1861-1942) был замечателен не только своими изобретениями – наиболее известно из них, пожалуй, зажигание с помощью магнето, на базе которого его фирма создала системы зажигания для автомобильных двигателей, – но и своими либеральными взглядами. Национал-социализм он не переносил, но, используя тогдашнюю хозяйственную конъюнктуру, расширял производство. При этом он принимал на работу еврейскую молодежь, которую не пускали в школы, людей, выпущенных из концлагерей и других изгоев.  Планк рекомендовал ему своего ассистента как способного инженера, и с октября 1934-го Куприянов начал работать в Штутгарте.

Здесь он проработал почти 12 лет. После непродолжительного вживания ему было поручено руководство исследованиями и разработками в области холодильников, которые начала производить фирма. Приходилось заниматься очень широким кругом вопросов, от научных до узкопрактических – этим работа в промышленности отличается от работы в исследовательском институте. Остается удивляться, что Куприянов в эти же годы успел подготовить и издать в 1939 году монографию «Твердая углекислота (сухой лед)». После войны она была переиздана (1953) и много лет оставалась образцовым трудом по этой теме.

Об этих годах его жизни известно мало. По-видимому, в конце 1939-го или в начале 1940-го года он смог получить немецкое гражданство – по тогдашним законам это было возможно после 15 лет проживания в Германии – и тогда же женился. Кто была его жена, установить не удалось. Она родила двоих детей, названных, очевидно, в честь родителей Куприянова – Михаила в 1940-м и Таню в 1943-м. Брак, однако, был расторгнут в 1948-м. (Я не решился расспрашивать Рию Куприянову об этой полосе жизни ее мужа, сама она, по понятным причинам,  тоже об этом  не упоминала.)

 

«Тысячелетний Райх»  рухнул через 12 лет, Германия лежала в руинах, но те, кто остался, должны были действовать. Возможно, Куприянов так и остался бы в Штутгарте: производство не слишком пострадало, работа налаживалась и давала и материальное обеспечение – отнюдь немаловажное обстоятельство для отца двух детей. Однако, Планк, занятый возрождением науки и техники в оккупированной Германии, первый послевоенный ректор Высшей Технической Школы, уговорил своего Ваву вернуться в науку.

С 1936-го года в Карлсруэ существовало «Исследовательское учреждение по сохранению пищевых продуктов» (Forschungsanstalt für Lebensmittelfrischhaltung). Оно было создано по инициативе Планка в рамках его института. Теперь Планк предложил Куприянову возглавить и расширить это учреждение. Одновременно он планировал, вместе с Куприяновым, введение для студентов химического отделения новой учебной дисциплины о технологии переработки и хранения  пищевых продуктов. В 1948 году Куприянов, уже официально утвержденный директором «Исследовательского учреждения» (с апреля 1950 этот институт перевели в центральное подчинение и назвали теперь Bundesforschungsanstalt für Lebensmittelfrischhaltung), получает титул профессора и задание министерства читать курс  «Технология пищевых продуктов».

Фактически в обоих направлениях – и научном и преподавательском – речь шла о разработке научных основ технологии переработки пищевых продуктов. Эта новая дисциплина тогда еще не была оформлена, пищевая промышленность базировалась на чисто практическом опыте, которого было недостаточно при разрастании масштабов производства. Данные для разработки этой во многих отношениях пограничной дисциплины были рассеяны в самых разных сферах – от химического машиностроения до биологии и гигиены.

Бесспорно, выглядело большим риском приниматься за разработку неразвитой и явно непопулярной в ученом мире области. Куприянов принял этот вызов. Он работал с невероятной нагрузкой, лучше сказать, перегрузкой.

Если первоначально, до войны, в качестве метода сохранения исследовали только охлаждение продуктов, то теперь в круг процессов для изучения были включены пастеризация, сушка, в частности сушка в сочетании с замораживанием, а также воздействие излучений. Наиболее важными оказались пионерские работы Куприянова по применению жестких излучений для консервации продуктов. В сочетании с охлаждением этот метод позволил значительно удлинить сроки сохранности, в частности, рыбных и мясных полуфабрикатов.

Под руководством Куприянова «Исследовательское учреждение» выросло в серьезный научно-исследовательский институт со 160 сотрудниками (начинал он с 10 человек) с рабочей площадью свыше 10 000 квадратных метров вместо первоначальных 450. Институт в это время числился среди лучших институтов мира по исследованию пищевых продуктов.

Было бы утомительно перечислять все девять постов, которые Куприянов занимал на общественных началах в различных комитетах, советах и комиссиях, так или иначе связанных с этой его основной деятельностью.  Достаточно сказать, что Куприянову принадлежит решающее участие в научной разработке многочисленных директив и предписаний для технологии переработки пищевых продуктов.

Параллельно с исследованиями Куприянов отрабатывал методику передачи знаний будущим инженерам пищевой промышленности – строил новый учебный курс, включающий лекции и практические занятия.

Результаты его деятельности за первые полтора десятилетия оказались настолько впечатляющими, что Высшая Техническая Школа решила создать новую кафедру «Технология переработки пищевых продуктов» и предложила ее Куприянову. С июля 1961 года он становится ординарным профессором и в этом качестве добивается создания при своей кафедре одноименного института – институт был введен в строй в 1966 году. Создание новой инженерной специальности – в 1969-м по ней было выполнено 25 дипломных работ – справедливо считают одной из важных заслуг Куприянова.

 

С возвращением в Карлсруэ происходит перелом в личной жизни Куприянова: в июле 1949 он женится на Марии Мюллер, которая теперь становится Рией Куприяновой. Родившегося в 1952 году сына назвали Петром – по всей вероятности, в честь дяди Петра Андреевича.

Насколько полной и насыщенной была жизнь Куприянова в эти годы, можно только догадываться. Новая семья, строительство Института по сохранению пищевых продуктов, создание нового, первого в Германии учебного курса для новой специальности «Инженер по технологии пищевых продуктов», обучение студентов, работа над многими статьями и несколькими книгами, а вдобавок еще и участие, в качестве соредактора, в издании семи журналов по холодильному делу, технологии пищевых продуктов, общим вопросам техники. Всего ему принадлежит около 100 научных публикаций, в том числе 5 книг, не считая многочисленных рефератов и рецензий, в особенности по книгам и статьям на русском языке.

C 1950-х годов развиваются международные научные контакты Куприянова, опять таки при поддержке Планка. В августе-сентябре 1951 года он впервые участвует в работе Международного конгресса по холоду, а затем по два-три раза в году ездит в научные командировки, выступает с докладами в различных городах Европы и США, участвует в разного рода конференциях и этим обеспечивает своему институту место на переднем крае исследований. В 1967 Куприянов сменил Планка на выборном посту Президента Генеральной конференции Международного Института холода в Париже.

В 1958-м году Куприянов в составе немецкой делегации участвует в сессии Международного Института холода в Москве. Это был его единственный визит в СССР. «Участие Куприянова мы считали несколько опасным, но с ним ничего не случилось», стоит в заметках Планка. Однако, о том, чтобы связаться с родными, не могло быть и речи  – боязнь повредить им сидела в подсознании.

По словам Рии Куприяновой, тема родных в России в доме никогда не затрагивалась – это была постоянная боль ее мужа. Вдобавок, он боялся, что у них будут неприятности, если их имена будут где-то в Германии публично упомянуты. Отчасти чтобы заглушить эту боль, он работал как одержимый.

По достижении 65-летнего возраста Куприянов оставил должность директора Исследовательского института, но надеялся еще продолжить преподавательскую и научную работу в Высшей Технической Школе (с 1967 она была превращена в университет). Эти надежды не могли сбыться: у него обнаружили рак легких. Куприянов скончался меньше чем через два месяца после своего 66-летия.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уйти», – сетовала  Рия Куприянова, говоря, что заслуги ее мужа забыты.  В день 25-летия его смерти она поместила в главнейшей немецкой газете Frankfurter Allgemeine Zeitung объявление:

In Memoriam.

Prof.  Dr.-Ing. Dr.-Ing. E.h. J. Kuprianoff

7.12.1904 – 31.1. 1971

Dr. h.c. Ria Kuprianoff

Dipl.-Ing. Peter Kuprianoff

Я был рад послать ей еще в 1999-м немецкую версию краткой биографии ее мужа. Эта биография должна быть опубликована в издании Baden-Württembergische Biographien, Bd. V, надо надеяться, в 2013-м году. Достойно сожаления, что ни Neue Deutsche Biographie, ни Deutsche Biographische Enzyklopädie не поместили статей о Куприянове. Во втором издании DBE, 2006, эта несправедливость исправлена, но биография в будущем томе BWB остается единственной сколько-нибудь подробной.

Пусть и эти строки будут напоминанием о серьезном ученом и большом труженике с нелегкой судьбой.